Став старше, Леночка перепробовала еще и педагогическую школу, литобъединение, кулинарные курсы при техникуме, кружок академических танцев, так что к двадцати годам у нее сложилось ощущение, что она знает в своей жизни все, что необходимо знать. В любом разговоре она могла поддержать любого выступающего знанием некоторых особенных терминов и слов. Но главным её оружием в любом разговоре, любом обществе и диалоге с кем угодно было разоружающее собеседника «Да! Я это слышала, но говорят…», произносимое ею всегда с особым придыханием. После этого шло ее собственное определение предмета разговора, в чем она без труда демонстрировала знание сути дела. Насколько глубока эта суть, было известно лишь тем, кто знал суть действительно глубоко и подробно.
Произнеся свою версию, Зюзя, как правило, отходила от разговора, чтобы не портить первое и единственное впечатление. Ей не раз говорили комплименты, в том числе за ее огромные познания в любых областях культуры и искусства, и Зюзя была на десятом небе от осознания своих способностей. Которые, однако, не прибавляли ей поклонников. После Пыжикова был какой-то застой в отношениях, заставив Леночку изменить некоторые свои привязанности и привычки.
Ох, этот Пыжиков. Еще тогда, на сцене, Зюзя все поняла: Пыжиков далеко пойдет. Еще тогда он так грозно и страшно, насупив брови, грозил пальчиком со сцены всем лентяям и тунеядцам, что первые ряды оборачивались. Набрав полные легкие и слегка не выговаривая букву «Р», Коля громко и отчетливо твердил:
«Кумушка, мне стланно это:
Да лаботала ль ты в лето?»
Леночка Зюзина не работала ни в то лето (тогда еще маленькая была), ни в какое другое. Она до тридцати своих лет вообще не работала ни дня. Лето для Зюзи всегда было сплошным отпуском, а все остальные девять месяцев – подготовкой к нему. Чтобы отдохнуть полноценно, нужны были чемоданы, сумки, двадцать восемь пар пляжных аксессуаров, несколько пар очков – пока выберешь и купишь все это, проходит зима и весна. Поначалу, в их первые годы совместной жизни, Пыжиков все это достойно обеспечивал, затем, когда Коля переключился на других обитательниц муравейника, Леночка научилась находить других обеспечителей.
Третье страшное «хорошо» она услышала от преподавателя танцев. После чего занятия танцами не сложились. Зато сложились отношения с одним из партнеров. Высокий, стройно-жгучий брюнет Аркадий был явно старше Зюзи, он так легко поддерживал ее, что казалось, еще минута и Аркадий в поддержке вознесет Зюзю над головами удивленных коллег.
Аркадий приглашал в кафе, косясь на телефон и вздрагивая от каждого виброзвонка. Потом были парки, скверы, вечерние объятья на набережной, снова вздрагивания от смс-ок и снова объятия. И уже спустя неделю и три дня – коварное: «Пойдем ко мне, я живу один». Конечно, Зюзя пошла, разве откажешься. Когда тебе тридцать пять и за спиной только один.
«Не оставь меня, кум милой!
Дай ты мне собраться с силой
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!»
Нет, это не про Аркадия. Он равнодушно оставил её, ссылаясь на то, что все в его жизни «сложно», и не расхлебал он еще прошлых отношений. Спустя месяц оказалось, что за спиной у него два сломанных брака и неисчислимое количество обещаний жениться. И очередь Зюзи – на годы вперед. Конечно, и с танцами в итоге так и не сложилось. Словно тот самый школьный спектакль по-прежнему продолжался в ее жизни и играл некую «руководящую и направляющую» роль. Нужно было что-то менять.
И тогда Лена поменяла местожительство. Переехав в другой город, можно было начинать все заново. Но в этом понимании Лена терялась. Заново – это так же, как и было? Или в смысле, что «с чистого листа»? А что рисовать-то на этом чистом листе? Что писать на нем?
Насчет «писать» Лене здорово повезло. В одном литературном кружке ей предложили участвовать в писательском марафоне. И Лена, вооружившись псевдонимом, книгой «Как писать книги» и стопкой белой бумаги, взялась за дело. На пятом листе заскучала, не зная, в какое еще место «завернуть» сюжет, чтобы читалось интересно и не скучно. Не дописав романа, она тем не менее показывала начало романа всем, и все дружно говорили то же самое – страшное «Хорошо». Роман так и не был дописан, потому что никто не подсказал ей развития сюжета, а как заканчивать роман, Лене на марафоне не объяснили. Но с него она сошла еще и «писателем книг». Все это обогащало ее, как она думала. На самом деле эти поиски себя и заполняли всю ее жизнь. Лена думала, что готовится к жизни и ищет себя, а на календаре уже стукнуло тридцать.
«До того ль, голубчик, было?
В мягких муравах у нас
Песни, резвость всякий час,
Так, что голову вскружило».
Жизнь не заканчивается и в сорок. У некоторых даже начинается. У Леночки Зюзиной жизнь вновь и снова начиналась несколько раз: в тридцать, в сорок; а потом она потеряла счет этим «новым жизням» и жила так, как привыкла. Занятия танцами дали ей некие академические преимущества, и она начала учить детей обыкновенным сценическим движениям, и это у нее неплохо получалось. Быть учителем танцев – значит быть все время в танце, быть Мастером, быть педагогом. Она мечтала выпустить своих учеников Мастерами, а они приходили, пробовали и уходили; менялись имена, косички, цвет волос, родительские конверты, но Мастеров особо не обнаруживалось. Конкурсы и концерты проходили ровно так же, как и ее первый спектакль – репетиции, день выступления, дяди и тети, поздравительные речи, звон бокалов на фуршете и добрые слова напутствия. Куда только были эти напутствия? В какое будущее? Кому?
Пыжиков закончил еще хуже. В свои сорок он угодил в сложные бандитские разборки, остался инвалидом и передвигался в дорогом импортном инвалидном кресле по огромному пустырю своей недостроенной «виллы» где-то в Чехии. Когда был отстроен второй этаж, он умудрился упасть прямо в кресле с недостроенного балкона, и его похоронили прямо там – в саду, под единственным деревом на пустыре. Вилла так и не была достроена, а все деньги с бесчисленных счетов забрали за долги европейские банкиры. Вся муравьиная сущность Пыжикова была близка к апогею, но его трудолюбивый муравейник был просто рассыпал в труху чьими-то любопытными и настойчивыми резиновыми сапогами. А, может быть, он изначально был построен из этой трухи?
Лена узнала об этом много позже на встрече одноклассников. Встреча эта была бурной: весь запас водки выпили буквально за час, вспоминали школьные годы, первых учителей, нечаянно вспомнив и тот новогодний концерт, когда Пыжиков сорвал свои лучшие аплодисменты в жизни.
– Да, помним, помним. Кстати, а кто играл роль Стрекозы тогда?
Этого не вспомнил никто. Лена сидела в углу и нервно сжимала в руках белый платок. Водку она пить никогда не любила.
«А, так ты…» – «Я без души
Лето целое всё пела» –
«Ты всё пела? Это дело:
Так поди же, попляши!»
Свидетельство о публикации №221041201694 © Максим Федосов. 2022 год.
